точнее, почему чуваш не желает быть чуваш, (а «Почему чуваш – чуваш» см. соответствующую статью).

Причин этому явлению несколько:

1-я причина. Ложные стереотипы о чувашской народной культуре (об этом см. часть 1).

2-я причина. Негативизация этнонима чуваш с XIX и до конца ХХ в. (инвективная коннотация этнонима чуваш), то есть слово чуваш, могло восприниматься как некое оскорбительное внеэтничное наименование.

Необходимо уточнить, что существует такое понятие, как этнофолизм, то есть негативное (в разной степени экспрессии) наименование представителей той или иной нации, например итальянцы – макаронники, украинцы – хохлы, русские – кацапы и т.п. Но в данном случае, об этнофолизме речи нет, то есть не чувашей обзывают как-то, а само слово чуваш становиться оскорбительным прозвищем, которым могли называть и нечувашей. Аналогичные случаи – слова чухна и чукча, в смысле представленном в «Большом толковом словаре русского языка» под редакцией С.А. Кузнецова 1998 г. (2-е значение):

Чукча – 1. Представитель народности чукчи. 2. Разг. О наивном, ограниченном человеке.

Чухна – 1. Устар. О чухонце или чухонке [дореволюционное название финнов и эстонцев, населявших окрестности Петербурга]. 2. Грубо. О простоватом, наивном или неряшливом человеке.

(Для расширения темы можно посмотреть и сравнить статьи «чуваша», «чухна», «чуча» в словаре Даля).

У И.Я. Яковлева в его докладной записке 1870 г. на имя директора гимназии и училищ Симбирской губернии И.В. Вишневского имеется такой текст:

Всѣмъ извѣстно, что въ нашей губерніи живетъ значительное число чувашъ, въ особенности въ сѣверной ея части, но не многіе знаютъ ихъ бытъ, ихъ религію и ихъ отношенія къ русскому народу. Знаютъ только всѣ, что слово „чувашенинъ" давно уже звучитъ въ устахъ русскихъ, какъ нѣчто поносительное и обидное.

У него же в автобиографических записях «Моя жизнь» (с.157)

… слово «чуваш» было в Симбирске ругательным.

В повести Максима Горького «Детство» (писатель родился в 1868 г., повесть издана в 1913 г.), термин чуваш применяется персонажами текста в смысле «несообразительные, глупые».

В 3 главе (кстати этот отрывок есть в школьных учебниках по литературе в 7 классе):

Нянька снова прикрепляла свечу к руке Цыгана, капала на ладонь ему воском и слезами. Григорий громко и грубо сказал: - Да ты в головах к полу прилепи, чуваша!

В 7 главе:

Иногда он, проснувшись раньше бабушки, всходил на чердак и, заставая её за молитвой, слушал некоторое время её шёпот, презрительно кривя тонкие, тёмные губы, а за чаем ворчал:

- Сколько я тебя, дубовая голова, учил, как надобно молиться, а ты всё своё бормочешь, еретица! Как только терпит тебя господь!

- Он поймёт,- уверенно отвечала бабушка. - Ему что ни говори - он разберёт...

- Чуваша проклятая! Эх вы-и...

И.А. Бунин «Окаянные дни» (1918-1920 гг.)

Опять какая-то манифестация, знамена, плакаты, музыка – и кто в лес, кто по дрова, в сотни глоток:

– Вставай, подымайся, рабочий народ!

Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские.

Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem» [Остерегайтесь вора]. На эти лица ничего не надо ставить, и без всякого клейма все видно.

Вот так, все вместе и каторжники-сахалинцы, и мордва, и чуваши... И чем мордва и чуваши не угодили Бунину? Несомненно, здесь не имеется в виду, что на манифестации участвовали представители этих этносов, нет, здесь представлен образ восставшей черни, дикой, преступной, оскорбляющей своим видом цивилизованного дворянина, будущего лауреата Нобелевской премии. И этот образ передан, в том числе, и через этнонимы, которые, видимо, рождали у Бунина негативные ассоциации. Эти ассоциации никак не могут быть связаны с уголовной статистикой, чуваши и, особенно, мордва по преступлениям среди всех поволжских народов в XIX в. стояли на последних местах.

«Памятная книга Казанской губернии 1868-1869 гг.», стр. 21, в электронном варианте стр. 296:

Число преступников… по племенам: у русских 1 на 370 [человек], у татар 1 на 219, у чуваш 1 на 608, у черемис 1 на 232, у мордвы 1 на 9190, у вотяков 1 на 180.

О чувашах исследователи нередко отзывались так:

«Чувашин по природе добродушен, готов простить и помочь ближнему… Во исполнении законов и свох обязательств они необыкновенно точны…» (Риттих «Материалы для этнографии России. Казанская губерния. Часть II», 1870), «Вообще народ чувашский от природы тих, добродушен, не злопамятен…» (П.А. Аноров, 1838), «Честность в те времена среди чувашских крестьян была удивительная. Все лежало и хранилось без замков. Тем не менее краж почти совсем не было…» (И. Я. Яковлев) и т.п.

Родина Яковлева – юго-запад Татарстана, проживал в Симбирске-Ульяновске, родина Горького – Нижний Новгород, Бунин родом из Воронежской области, описываемая манифестация проходила в Москве – вот и ареал обитания инвективной коннотации этнонима чуваш.

Этнонимы чуваш, чукча, чухна не могли стать внеэтничной насмешкой на пустом месте. Предполагают, что такому превращению этнонима чукча способствовали популярные советские фильмы о дальнем севере (см., например, статью Михайлина В.Ю. «Всесоюзный туземец: чукча в анектоде и кино», в журнале «Имагология и компаративистика» №2 2016 г.), причем эти фильмы часто создавались на этнографически ложных основаниях.

В случае с чувашами – сложнее (к тому же и чукча, и чухна/чухонцы имеют по-другому звучащие самоназвания, это могло быть своеобразной психологической защитой – «я не чукча, я – ԓыгъоравэтԓьэн; я не чухонец, я - suomalainen», в отличие от чуваш – чӑваш). В исследованиях этнографов XIX – начала ХХ в. часты упоминания о чувашах, в том числе, как робких, забитых, слабых:

«Теперь я сижу у моих друзей чуваш; я очень люблю этот простой и кроткий народ… Редко найдешь между чувашами злого человека… Робость и суеверие есть врожденные свойства чувашского народа…» (А. Фукс, 1840).

«…На чуваш смотрели как на бессловестных, робких, каковы они действительно есть и были…», «…чуваш не боится только самого себя, и в силу робости ко всему остальному…» (А. Риттих, 1870)

«…слабосильные чуваши и черемисы весьма охотно называют себя русскими, принимают русскую стрижку и носят рубашку по русскому обычаю, сознаваясь, однако же, в уничижении своем, что из них вышел доселе только «дрянная русская человека, но авось, Бог даст, выйдет и матерая» (В.Даль, «Чухонцы в Питере», 1861). 

«- У вас здесь народ барский или вольный?

Старуха: - Нету, все вольной, да все орда, чуваши.

- Разве чуваши народ не бойкий?

Старуха: - Вот нашел еще бойких. Их недаром зовут трусами: чуваш – юваш… Застращали их бедных, как овец… Прежде были головы [т.е. начальство] из чуваш, не умели так плутовать. Где чувашину так обманывать! …» (С. Михайлов «Разговор на постоялом дворе», 1859 г.)

«Честность в те времена среди чувашских крестьян была удивительная…» (И. Яковлев)

«Чувашин по природе, говорит Вамбери [венгерский исследователь], сердечный, правдивый гостеприимный» (Н.Никольский «Краткий курс этнографии чуваш. Выпуск 1-ый», 1928)

И т.д.

Возможно, что именно эти свойства чувашского менталитета, так неподходящие к развивающимся капиталистическим отношениям в России, породили такое насмешливое отношение к ним, и превратили этноним чуваш в прозвище. (Кстати чукчи в фильме «Начальник Чукотки» показаны как робкие люди (что совершенно противоречит действительности), о чухонцах пишут как о весьма честных, обязательных людях, «привыкших … к порядку, тишине и повиновению». Об этом, например, статья В. Даля «Чухонцы в Питере», в ней же – о «необходимых» для капиталистического рынка мошеннических свойствах).

Омерзительно, но, порой, словестные насмешки переходили в физическое насилие:

И.Я. Яковлев в записях «Моя жизнь»:

… Бывало, татарин (да и русский), проезжая по городу, норовит ударить чуваша кнутом, оскорбить, осмеять его. Недаром я в то время выражался, что только ленивый чуваша не обижает.

… И вот, когда мальчики [ученики чувашской школы] чинно, в порядке, возвращались из Никольской церкви в школу и проходили … мимо лавки одного купца … приказчик лавки, сметавший с тротуара грязь на улицу после прошедшего дождя метлой, мазнул ею нарочно одного из певчих-чуваш по лицу, да так, что до крови исцарапал ему лицо. Прихожу с жалобой к купцу, у лавки которого это случилось. Купец возмущается, становится на мою сторону. Он зовет виновного приказчика. «Мишка!» - кричит он. – «Ты что это наделал?..» А тот отвечает: «Да ведь это чувшенин!..»

Другие случаи оскорбительных действий по отношению к чувашам приведены в статье Николаева Г.А. «Заметки о чувашско-русских взаимоотношениях в средневолжской деревне на рубеже XIX-XX столетий» в книге «Проблемы национального в развитии чувашского народа» 1999 г.

Необходимо уточнить, что такая устная и физическая агрессия не являлась массовой, и скорее всего, было присуща лишь маргинальным слоям населения (мещанству, недавно переселившимся в город крестьянам и т.п.), и наоборот, многие образованные люди с участием относились к инородцам, пример тому – судьба Ивана Яковлева, которому русские интеллигенты, горожане помогали совершенно бескорыстно.

После революционных событий 1917 г. многое изменилось, появился такой эпохальный (хотя и во многом декларативный) документ как «Декларация прав народов России», провозгласивший все российские народы равными. Слово чуваш стало просто нормальным этнонимим.

Но, видимо прошлое не проходит бесследно, видимо существует какая-то генетическая или менталитетная память: я отчетливо помню, что в 70-х годах в Чебоксарах школьники обзывались словом чуваш. Опять-таки исходило это, в основном, от маргиналов, чаще подростков – горожан в первом поколении, родители которых коренные чуваши.

Подавляющее большинство чувашей являлись сельскими жителями (примерно равным количество горожан и сельчан в Чувашии стало только в середине 80-х), а именно в те года слова деревня, колхозник приобрели оттенок презрительности. Помните – «дерёвня!» из фильма «Любовь и голуби»? А также помните молодежные сериалы «Кадетство», «Универ»? Кто там был самым придурошным? Выходцы из деревни – Перепечко и Кузя. А еще сериал – «Деревня дураков», не городок, не поселок – деревня, потому что «дерёвня»!

Так в доперестроечное время что деревенский, что колхозник, что чуваш, порой, были синонимами и обозначениями чего-то отсталого, нецивилизованного. Не могу дать ссылок ни на какие документы, это – я помню, кстати в интернете есть материалы на эту тему.

А во времена перестройки чукчи «провинились» перед всей Россией.

Не буду вникать в причины всех этих явлений (это отдельная тема, не сомневаюсь, что связана она с ощущениями какой-то беспомощности, потери уверенности, низкой самооценкой). Хотелось бы понять почему именно чуваши, чукчи, чухна стали неэтнонимами. И об этом в 3 части.

Функционирование термина чуваш не только как этнонима, но и в виде инвективы, не мог не подействовать на выбор – «быть или не быть чуваш?».