Аркадий Павлович Айдак Етӗрне районӗнчи «Ленинская искра колхоза 43 ҫул ертсе пынӑ. СССР халӑх депутачӗ (1989–1991), республикӑри Хресченсен союзӗн йӗркелӳҫисенчен пӗри тата унӑн ертӳҫи. Эколог, экспериментатор, реформатор, педагог, йышлӑ ҫемье пуҫӗ (мӑшӑрӗпе Людмила Андреевнӑпа 5 ача пӑхса ҫитӗнтернӗ), чӑваш наци юхӑмӗн ӑс-хакӑл ҫул пуҫӗсенчен пӗри (Чӑваш наци конгресӗн йӗркелӳ комитечӗн тата Кӗҫӗн Канашӗн пайташӗ), Чӑваш Республикин тата Раҫҫей Федерацийӗн ял хуҫалӑхӑн тава тивӗҫлӗ ӗҫченӗ, Чӑваш Республикин тата Раҫҫей Федерацийӗн культурӑн тава тивӗҫлӗ ӗҫченӗ, Чӑваш Республикин хисеплӗ гражданинӗ, «Чӑваш Республики умӗнчи тава тивӗҫлӗ ӗҫсемшӗн» орденпа ытти нумай орден-медаль кавалерӗ…

Эпӗ чаплӑ ҫыннӑмӑр урӑх тӗнчене яланлӑхах кайнӑ хыҫҫӑнах (2013 ҫулхи авӑн уйӑхӗ) кӗнеке кӑлармашкӑн материалсем пуҫтарма пуҫланӑччӗ. Шел, вӑхӑтра тытӑмласа-йӗркелесе ҫитереймерӗм. Ҫак кунсенче вара «АРКАДИЙ АЙДАК: РОМАНТИК, ПАССИОНАРИЙ, СОЗИДАТЕЛЬ» кӗнекен электрон кӑларӑмӗ кун ҫути курчӗ. Сире кӗнекен аннотацийӗпе тата ум сӑмахӗпе паллашма сӗнетӗп.

Кӑҫалхи ҫӗртме уйӑхӗнче республикӑра Аркадий Павлович ҫуралнӑранпа 80 ҫул ҫитнине тӗрлӗ мероприяти ирттерсе палӑртрӑмӑр. Авӑн уйӑхӗн 9-мӗшӗнче вара Аркадий Павлович Айдак пирӗнтен уйрӑлса кайнӑранпа 5 ҫитрӗ. Асӑнар…

Алексей Леонтьев.

* * *

В 1970–1990-х годах имя Аркадия Айдака не сходило со страниц газет и журналов, о нем снимали телепередачи, у него наперебой брали интервью, возглавляемый им колхоз «Ленинская искра» Ядринского района с целью обмена опытом посещали сотни делегаций со всех уголков Советского Союза. Словом, слава о нем гремела по всей стране. Но даже легендарные личности со временем предаются забвению. Столь категорично заявить о памяти об Айдаке, наверное, было бы неправильно. Однако о нем не написано книг, не снят ни один полномасштабный документальный фильм (а житие его могло бы стать основой увлекательнейшего сюжета даже сериала).

Настоящая книга является попыткой восполнить этот пробел. Издание включает материалы периодики, выступления Аркадия Айдака на разных форумах (теле- и радиоинтервью не сохранились), статьи, очерки, эссе, размышления об аграрном гении и руководимом им хозяйстве, тексты из брошюр, написанных им, о передовом опыте Ачакского колхоза. Большой интерес представляют отрывки из дневников Аркадия Павловича и его письма. Заключительная глава посвящена памяти о нем как выдающемся защитнике природы, экологе, организаторе сельскохозяйственного производства, любящем отце семейства и замечательном человеке.

Книга предназначена как для специалистов, так и для широкой читательской аудитории.

«ИЗ СЕРДЦА ВЫРВУ ВСЕ СОМНЕНЬЯ, СТРАХИ…»

Можно верить и не верить в предначертанность судьбы, предопределенность бытия. Однако до сих пор не перестаю себя упрекать: слишком робкими были мои попытки склонить его к беседе. Походили бы по осеннему саду, поговорили бы по заданной теме хоть полчасика. И тогда, может, траектория движений, шагов сложилась бы у него иная, и он в ту злополучную ночь, возможно… Увы, пути господни неисповедимы. Наверное, так должно было сложиться.

В тот день он показался мне уставшим – осенняя страда все-таки: уборка картофеля, свеклы, моркови, накануне целый день под дождём пас коров… И чувствовалось явно, чем-то расстроен был. Оказалось, из Чебоксар приезжал в тот день «профессор» челом бить. Видите ли, номинирован был на госпремию, и комиссия вроде уже решила присудить, а потом что-то поменялось, не так пошло – словом, не дождался профессор указа Главы республики. И вот: посодействуйте, дорогой Аркадий Павлович, намекните Главе… «Ну не могу я подобными делами заниматься, Алексей Петрович! – вздохнул Аркадий Павлович. – И монографии его даже не читал… Да все равно не стал бы… А насчет беседы со мной, да, прочитал я все твои вопросы. Ну и накатал же ты их. На все ответишь – книга выйдет. Давай так: дела осенние завершим – и за вопросы примемся. Может, на некоторые письменно отвечу, что-то – на диктофон».

Договорились.

Дело в том, что собеседником для очередного материала под рубрикой «В гостиной 77 и 7» литературно-художественного и публицистического альманаха «КИЛ» должен был стать он, Аркадий Павлович Айдак. Его последняя запись в дневнике (он вел его ежедневно с 1962 года): «14.08.12. Вт[орник]. Дождь целый день с перерывами. Заехал Леонтьев А.П., редактор “Хыпара”». Через неделю я узнал страшную весть: Аркадий Павлович 20 августа упал в доме с лестницы на второй этаж, сейчас в больнице – без сознания. Умер он 9 сентября, 11-го его проводили в последний путь. В тот день деревня казалась опустошенной. Я это прекрасно помню: моросило, небо заволочено было тучами. Все это, конечно, тривиально и банально, но, может быть, Небо действительно плачет по тем, кто возносится к нему прежде времени...

Дальше можно было бы продолжить в патетическом стиле: «Ушел из жизни выдающийся человек, труженик села, крестьянин с большой буквы» и т.п. Но никогда не был он пафосным. Ему абсолютно чужды были напыщенность, высокомерие по отношению к другому человеку, любому, даже забулдыге последнему в деревне. Да, был строг насчет трудовой дисциплины, принципиален и тверд в убеждениях. Наблюдал за ним с 1978 года как журналист (и, добавлю нескромно, как «Ачак кӗрӳшӗ» – ачакский зять, т.е. жена моя, Светлана Георгиевна, из д. Верхние Ачаки, а супруга Аркадия Павловича, Людмила Андреевна, – крестная моей тещи, теща же моя Мария Капитоновна более четверти века вела культурно-массовую работу рука об руку с Аркадием Павловичем). Так вот, зная житье-бытье в «Ленинской искре» изнутри, я давно убедился: этот человек плоть от плоти от земли. Не ради пафоса – он действительно никогда не отрывался от родной земли, которая взрастила его и которую он всю сознательную жизнь облагораживал.

Удивительные записи сохранил дневник. Он максималист в хорошем смысле этого слова, и сколько в нем энергии: «15.V.63. Мне говорят: посмотрим еще, можно ли тебе доверять. А кому же доверять, как не мне? Мне, у которого в груди стучит пепел Клааса и который каждый день отдает землю Гренады крестьянам. В этот ранний час я весь сжат, как пружина. Я – сгусток энергии, которой должно хватить до позднего вечера. Все на второй план – сегодня в бой идем за картофель, жаркий день предстоит мне, трудный и радостный».

Только уверенный в своих силах организатор мог думать так. Даже в зауряднейшей для крестьянина работе он – лидер, а если выйдет победителем из очередной «битвы» – это ли не геройство для начинающего руководителя. Для того, кто совсем скоро станет известным на весь Советский Союз своими экспериментами, которые, кстати, не в пример множеству подобных, увенчались стопроцентным успехом.

И в разгар трудовых буден он остается лириком: «17.5.63. Слышу щебет воробьев за окном, вижу и их самих, прыгающих на ветвях с распускающимися листьями. Слышу глухой шум трактора, идущего после техухода пахать участок под картофель, слышу бригадира, быстро разговаривающего с колхозниками – слышу весну, быстро идущую по нашим полям».

Он романтик, но прежде всего – землепашец. А почему мы должны уподобляться тем, для кого романтика – покорение Эвереста или заплыв через Волгу? (Между прочим, один из водителей его служебного автомобиля поведал, как Аркадий Павлович, не терпящий пустого времяпровождения, однажды, не дожидаясь прихода парома, оставив автомобиль на берегу, переплыл Суру, до прибытия личного транспорта уже решал хозяйственные вопросы в Ядрине.) Всеми фибрами души он был привязан к родине, земле, увы, раненой, с испещренными эрозией оврагами, поруганной безжалостным отношением к себе своих же людей – живущих здесь, на этой земле. Ему предстояло все это исправить, и он исправит, вылечит все раны землюшки родимой, кормилицы деревни и Отечества.

А пока это неисправимый оптимист и мечтатель: «19.5.63. Меня тянет и не тянет повидать, посмотреть разные места, всю Азию, обе Америки, Африку. И я уверен, что увижу освобожденные от гнета страны и народы Африки, Америки и других континентов. Лет десять-пятнадцать – и не будет границ, не будет капитализма, и на всем земном шаре будет развеваться Красное Знамя Труда. И поэтому я будто отодвигаю предстоящую мне радость, делаю ее большей этим. Увижу все. А сейчас мне с каждым днем больше хочется работать в “Ленинской искре”. Я бы тут наворотил дел, только у меня руки связаны».

Наворотил!

Он оставил свой след в каждом из сотен ныне благоухающих оврагов всех входящих в его колхоз деревень, а овраги эти когда-то изнывали, мучились от боли из-за эрозии почв. Он был одновременно и хирург, и терапевт, и анестезиолог, вылечивая раны земли. Его душа еще при жизни сроднилась, наверное, с каждым деревцем, кустом в выращенных по его почину лесах вдоль тех оврагов. А сейчас, наконец-то, покоящаяся в горнем мире (только там, я уверен) душа Айдака отражается серебристым блеском в утренней росе на листочках, цветах и в живительных водах журчащих родников.

Иначе быть не должно.

Он – пассионарий: созидатель, преобразователь. Ибо он сам себя так запрограммировал еще в юности. «27.V.63. «И вечный бой, покой нам только снится»… Он рвется в бой: «29.6.63. Дорогому товарищу Ибаррури я написал письмо еще в институтские годы о моем великом желании бороться за свободу Испании. С детства самой высшей и заветной мечтой моей была быть бойцом интернациональной бригады, дерущейся за свободу восставшего народа. Как нетерпимо больно мне, что я лишен возможности наполняться этим великим счастьем, самым высшим счастьем для меня».

Он поэт, ведь суть поэзии не только в красивом рифмоплетении.

Я, как буденновская конница в походе,

Иду вперед без устали и днем и ночью.

Нет для меня ни выходных, ни отпуска,

И каждый день готовит мне новый бой.

Бой без конца! Бой днем и ночью!

Ищу я боя, трудных мест в строю,

Я радуюсь в душе, что не родился позже,

На век мой хватит трудностей, борьбы,

Смогу я пережить хоть меньше во сто крат,

Что пережито нашими отцами.

Ищу я боя. С юных школьных лет

Бросаю дни свои в огонь борьбы людей.

Быстрей, быстрей! Ты можешь опоздать,

А после горение твое не так уж будет нужно.

Из сердца вырву все сомненья, страхи,

Стремленье жить спокойно, остаться в стороне.

С забралом я открытым, взнуздав себя и вздыбив,

За цель заветную в последний бой пойду.

Он разрывается, его тянет вдаль: «12.11.63. Археологом землю копаю в Хакасии, на милом Алтае, возделываю сад и все новые и новые культуры – юности моей мечты. Ни первому, ни второму не быть. А может, и быть мне археологом в будущем, когда нынешняя борьба станет пройденным этапом. Ведь меня так тянет на землю моих предков – в сердце Азии – как никуда больше».

Однако он и реалист: «12.11.63. Но наверняка мне быть садовником, с любовью выращивающим каждое дерево. Быть!»

Быть! И все это сбылось…

В этот период своей биографии он – секретарь парткома колхоза. «29.XII.63. В 7 утра здесь. После – в Б[ольшие] Шемердяны. Оттуда сразу в Ядрин. Меня сняли на парткоме за “развал работы”. 30.XII.63. Вольный как птица. 31.XII.63. Днем – заседание правления. Участвовал как член. 1, 2.I.64. Пробездельничал. 3.I.64. Заседание парткома (приехал Понятнов Л.П.), меня оставили секретарем. Начинается битва, каждый день – борьба…»

Из письма к жене Людмиле: «Сколько сражений мы дали и победили, сколько трудностей преодолели, что, ей-богу, Людонька, мне иногда не верится: мы ли это сделали, под моим ли руководством это сделано? Хорошо, что мы всегда верили в себя, так ведь, Людонька?»

23 февраля 1964 года его избрали председателем колхоза «Ленинская искра».

23 июня 2012 года на научно-практической конференции в Чувашской государственной сельскохозяйственной академии, говоря о феномене председателя колхоза «Знамя труда» Моргаушского района, Героя Социалистического Труда Евтихия Андреевича Андреева, Аркадий Павлович отметит: «Он состоялся в условиях господства плановой экономики в стране, жесткой административно-коммунистической системы управления и коммунистической идеологии… Сила его убеждений – в правоте своих действий, в полезности их для страны и членов колхоза и, главное, эффективности его хозяйственных решений, все это позволило ему устоять на ногах в те годы, когда волюнтаризм, особенно на высших этажах управления, зачастую брал верх над здравым смыслом. Устоял, потому что тогда колхозы были единственными организациями в стране, во внутренней жизни которых демократия все же в значительной степени была, а руководитель хозяйства, правление колхоза действительно избирались. А Евтихий Андреевич всегда имел безоговорочную твердую поддержку членов коллективного хозяйства».

Ведь эти слова и о нем самом – А.П. Айдаке.

Великий или выдающийся человек, безусловно, познает сладкий вкус триумфа. Никогда я не спрашивал у Аркадия Павловича о «прелестях» славных его времен. Наверное, он усмехнулся бы и – или просто промолчал бы, или же начал бы рассказывать о каких-то отвлеченных вещах, например о превратностях судьбы римского императора Гая Аврелия Валерия Диоклетиана, который отказался от власти в пользу… выращивания капусты в своей усадьбе. Айдак в колхозе выращивал хлеб, картофель, семена трав, получал миллионные прибыли от животноводства и хмелеводства. Он всю жизнь боролся за торжество «здравого смысла». Он почти стал великим триумфатором в годы перестройки: его цитировали академики, после дискуссий в Верховном Совете СССР ему стоя аплодировали, возглавляемый им колхоз чуть ли не еженедельно посещали журналисты и разные делегации.

…Увы, после триумфа нередко случается трагическое.

Иным эпитетом невозможно оценить положение дел на селе в новейшей истории. Каково было наблюдать все это А.П. Айдаку? Не он ли призывал к нововведениям в сельском хозяйстве? Поговорку «благими намерениями вымощена дорога в ад» понимать нужно не только в библейском контексте. Но мог ли реформатор 1970–1990 годов Айдак противостоять реформам постсоветского периода? Однозначно, не мог. Он, доверенное лицо первого Президента России, со временем окончательно разочаровался в нем. Видя, как погибает им взлелеянное детище – хмель – древнейшая культура на земле чувашской (кстати, когда-то венгры позаимствовали чувашское название «хӑмла» – «комло»), страдал беспредельно. На эту тему я с ним разговаривал не один раз. И сколько было у него таких разочарований!..

Он, как говорится в народе, «не получил звания Героя Соцтруда». По идее, с учетом совокупности всего им сделанного, должен был стать им. На вопрос журналиста газеты «Советская Чувшия» В. Иванова, почему ему не было присвоено звание Героя, Айдак ответил загадочно: «Главное не в том, чтобы суметь получить Героя, а в том, чтобы в определенных случаях не получить. И последнее бывает тяжелее, чем первое». Хотя никакой загадочности здесь нет. Сказались «моменты» биографии: отец был царским офицером, был даже упомянут в нескольких трудах чувашским марксистом-историком И.Д. Кузнецовым, разумеется, в негативном смысле; среди сородичей были игумен и игуменья, всякие там другие «буржуазные элементы». Однако Айдак не был в забвении. Последние высшие его награды: первый Президент Чувашии Н.В. Федоров оценил его труд орденом «За заслуги перед Чувашской Республикой», второй Президент (ныне Глава) М.В. Игнатьев присвоил звание «Почетный гражданин Чувашской Республики».

Он не только заслуженный и почетный. Я добавил бы, притом без пафоса: Великий Гражданин Земли Чувашской.

Кое-кто, вероятно, задастся вопросом: не слишком ли замысловатое у книги название? Романтик? Какая может быть романтика среди оврагов и полей, в окружении коров и лошадей, в разговорах и заботах об удоях и обмолоте и, простите, вывозе навоза? Пассионарий? Вообще ни к селу ни к городу. С созидателем хоть понятно. Не лучше б ли было: «Айдак – Крестьянин (варианты: землепашец, земледелец, хлебопашец…) с большой буквы»; «Айдак – крестьянин, эколог, хранитель»; «Аркадий Айдак: вехи жизни…»?

Читатель, наверное, догадался, что привожу «рабочие» варианты настоящего сборника. Но наш герой выходит за рамки тривиальных определений. Человек с мечтательным умонастроением слывет романтиком. А кто из нас не мечтал о возвышенном? Увы, со временем юношеские порывы улетучиваются, уступая место омуту-болоту обыденности, и лишь в редкие минуты ностальгических воспоминаний о беззаботной отроческой поре, как сон, явится сонм несбывшихся надежд и не достигнутых целей, вздохнешь глубоко, дабы не уронить крупинки соли из глаз – и снова начнешь трудовые будни на твоей отмежеванной жизнью ниве.

Айдак свою романтику трансформировал в мировоззрение и превратил в быль почти все изначальные мечты и желания.

Мировоззрение его – пассионарность.

Аркадий Павлович дотошно изучал многие труды Л.Н. Гумилева – автора пассионарной теории этногенеза. Я знал это: мы с ним неоднократно рассуждали о происхождении чувашского народа, и он часто приводил целые цитаты из Гумилева. Но вряд ли он себя считал пассионарием. Да и я никогда об этом не задумывался. «Рassio» – страсть, а «пассионарность – это способность и стремление к перемене окружения, нарушение инерции, потенциал к прогрессу, внутреннее стремление к деятельности, направленное на реализацию суперважной, далекой, иррациональной цели. Пассионарная личность – человек энергоизбыточного типа, рисковый, активный, увлеченный до степени одержимости, который способен идти на жертвы ради достижения того, что он считает ценным» (да простит меня читатель столь длинную цитату из Интернета).

Разве эти слова – не штрихи к портрету выдающегося нашего современника, великого преобразователя и созидателя? Тому доказательство – материал данной книги.

Алексей ЛЕОНТЬЕВ,

заслуженный работник культуры Чувашской Республики и Российской Федерации.