После моей статьи «У обочины этнофилософии» и книги Эрбины Никитиной «Чувашский этноменталитет» (2005) оживилось некоторое внимание к социально-духовному аспекту мышления чувашского народа. Проводились в Чебоксарах конференции по проблемам философии, публиковались статьи о чувашском видении ученых Н.А. Исмукова, Т.Н. Евграфовой, В.А. Федотова, А.К. Салмина, М.П. Желтова и других.

Специально побеседовать по вопросам национальной философии как-то приехала к нам родственница Геннадия Енисеева, ламшара из моргаушского Ярабая, Оксана Енпике и интересовалась многими чувашскостями. Суждений по философии деда Нессе у нее было почти ничего. Собственно, она их не знала и потом на наши наводящие вопросы-задания не ответила. Припомнилось это, когда вышла книга Василия Федотова в соавторстве с ней «Этнофилософия – вековая мудрость народа» (2022). Книга востребованная, в какой-то степени смелая, новаторская в пустой нише изучения чувашской этнософии.

Кто-то в интернете объясняет этнофилософию как туземное изучение философских мыслей народов, а чувашские авторы книги – как «представление человека о мире, своеобразная национальная призма, сквозь которую человек смотрит на мир и действует в рамках этого сознания» (с. 11). Недавно приходилось жарко спорить с чувашскими философами, отрицающими народные мысли о мире, о человеке, о его сознании. Всегда считал, что все народы, великие ли они или малые, имеющие или не имеющие письменность, живут по своим жизнеспособным законам и правилам. Значит, у них есть своя, может, очень наивная, природная философия. Дипломированные философы долго не соглашались. Они знали философию как научный трактат, как учебник и никак не хотели зреть в корень – в бытие своих народов. Основа любой философии – жизнь самого народа, его менталитет, благоустройство быта, духа и веры.

«Там, где есть нация – есть национальная философия. Если народ еще не сформировался как полноправная нация, то преждевременно вести речь о полноправной национальной философии» (с. 95). Пусть о нацфилософии молодых этносов писать рановато, но у всех, даже племен, имеются свои мудрости. Изучать собственный духовно-умственный багаж не возбраняется никакому народу. Вскоре в споре стал ссылаться на диссертацию А.А. Полуэктова, книги Ю.В. Попкова и Е.А. Тюгашева об этнофилософии ненцев и других коренных народов Севера, на их выступления на круглом столе в Новосибирске (2007). Они основательно осветили этнофилософию как способ бытия мировой философии, изучили рефлексию разных народов, их ориентации в условиях местности, геософии, космософии. Философия борьбы за существование, противостояние добра и зла, гармония в обществе и природе, забота о новых поколениях характерны не только великим народам. Они актуальны во все эпохи для всех существующих народов, в том числе и для волжских наций.

Что же рассматривается в книге В.А. Федотова и О.Б. Енисеевой по этнофилософии? Многие компоненты: сущность и специфические особенности, функции, этнические установки, национальные стереотипы. В первом разделе имеется попытка определить место этнофилософии в системе социально-гуманитарных наук.

Хочу сказать доктору философии В.А. Федотову, что считать этнос лишь компонентом его философии как-то не корректно. Этнос – источник культуры, традиций, права, сознания, самосознания и любых философских представлений. Само собой разумеется, что он не какой-то привесок или компонент его мышления. К слову, Антон Петрухин не основатель философии (как сказано в книге), а основатель научного учения о чувашской этнофилософии. Сама философия и исследования по философии – не одно и то же.

Методы изучения тоже даны не в стройной системе и не в согласии с исторической динамикой развития чувашского народа. Этнорелигию с ее атеистическим, материалистическим и идеалистическим сторонами отбрасывать тоже не следует. Это для ученых и писателей сущий клад в познании чувашского характера и его души. Историческое бытие нашего народа глубоко древнее, и в нем заметны, как указал автор предисловия Н.А. Беркович, черты физиогномики из восточных культур (с. 6). Имеются у нас крепкие связи с кавказскими, тибетскими, азиатскими, сибирскими ментальностями. Что было традиционным и незыблемым до недавнего времени, ясное дело, в новое время сильно изменилось.

Во втором разделе «Аспекты проявления этнофилософии» ставятся к рассмотрению этика, обычаи, традиции, фольклор, обычные нормы, здравый смысл, наивный материализм и стихийная диалектика в поэтическом творчестве, этнофилософские воззрения и мировоззрение в трудах В.К. Магницкого, К.В. Иванова, А.И. Петрухина, Г.Н. Волкова. Завершается раздел статьями об этнопедагогике на пути к этнокультуре.

Анализа мнений других глубоко национальных писателей (Яндуша, Федорова, Яковлева, Ухсая, Уяра, Ильбека) и первых чувашских ученых нет. Мне кажется, что присутствие здесь взглядов чувашских этнологов Д.П. Петрова-Юмана, Н.В. Никольского, М.П. Тинехпи, Г.И. Комиссарова, А.В. Турхана, а также специально изучавших национальный аспект философии В.В. Петровой, Э.В. Никитиной, О.Н. Терентьевой и других обогатило бы содержание труда. В подобной работе без анализа их точек зрения, мне кажется, никак нельзя обойтись.

В хорошей задумке монографии стройности не получилось. Пропущены такие источники этнофилософии, как обряды, ритуалы, верования, эпические сказания, праздники, мораль, нравоучения, менталитет, символическая сущность, архетипы поведения и мышления и т.д. Проблемы перемешаны неграмотно. Это же отметил в предисловии доктор философских наук из Санкт-Петербурга, ведущий этнофилософ Наум Беркович, советуя при переиздании «соблюдать строгое композиционное построение», дополнить исследование, ибо в книге «предметное поле этнофилософии отнюдь не исчерпано», поскольку сегодня «востребована более современная, масштабная, междисциплинарно сфокусированная оптика ее исследования».

Казалось бы, нам следует радоваться монографии важного масштаба, но остается осадок от её рыхлости и поверхностности. Будем надеяться, что вскоре в рамках чувашской гуманитарной науки появится всесторонняя и стройная концептуализация философских представлений родного народа.